Среди находок каменного и раннего бронзового веков боевой топор является предметом настолько часто встречающимся и примечательным, что его возраст можно отнести далеко в глубь времен. Но где бы мы ни находили его следы, в большинстве случаев обстоятельства указывают на то, что раньше всего в военных целях его начали применять северные народы. Уже на колонне Траяна (114г.) можно видеть боевой топор в руках сражающихся варваров. И в раскопках более позднего меровингского времени, например, в могильнике Парфондеваль (Франция), почти повсюду наряду со скрамасаксом находили франциску, похожее на обычный топор оружие с короткой рукоятью, которое, как сообщают Сидений Аполлинарий (430-е - 483?) и Прокопий Кесарийский, уже в V веке стало национальным оружием германцев. Наряду с этими бесспорными свидетельствами боевой топор изображен на средневековых рисунках еще до XI столетия. На ковре из Байе им вооружены англосаксонские воины, причем изображение настолько отчетливо, что позволяет даже представить боевые приемы владения топором. Если во времена Меровингов маленький боевой топор, франциска, был метательным оружием, которое бросали в ряды врагов с расстояния в 10-12 метров, то топор с длинной рукоятью и выпуклым лезвием применялся как рубящее оружие, которое передовой воин пускал в ход, яростно врываясь в ряды врагов. Только после того, как в строю противника топорами были «прорублены» бреши, в бой вступали воины со щитами, которые развивали успех, орудуя копьями и мечами. Хотя изначально боевой топор был оружием пехоты, недостаточная эффективность копья и меча против все более прочных доспехов постепенно привела к тому, что топором стали пользоваться и всадники. Такое изменение в вооружении кавалерии становится заметным уже в первом крестовом походе, и весьма вероятно, что толчком для этого послужил Югюр и секиры, пример Востока, где кавалерийский топор появился очень рано. Однако решающее значение топор сохранил лишь как оружие пехоты и только у северных народов. Это отразилось даже в своеобразии форм, появившихся у разных народов, таких как лохаберская секира у горцев Шотландии; датские, шведские, швейцарские топоры; топоры поляков и русских и т.д. В начале XIII столетия, когда путем добавления топора и крюка начали расширять боевые возможности обычного копья и оно превратилось в алебарду, аналогичным образом стали модернизировать пехотный топор. К его обуху добавили молот, острый шип или крюк, клювообразной формы. В конце XIV века топор дополнили копьецом. Таким образом, формы слились, так что иногда трудно классифицировать оба вида оружия поих форме, потому что отдельные образцы с равным правом могут быть отнесены как к одному, так и к другому виду. Так, например, боевой топор, в конце XIII века использовавшийся в пехоте во Фландрии и на языке солдатского юмора получивший название «добрый день», формой близок к алебарде, хотя по очертанию лезвия и по приемам применения его следует отнести к боевым топорам. Эта же форма, только без копьеца, была распространена в XV и XVI веках у всех северных народов от Швеции до России. Такие топоры были у телохранителей шведских регентов Стуре (1440-1503) и короля Густава Вазы (1496-1560), как можно видеть на фресках надгробной часовни короля в соборе в Упсала. До конца XVIII века они были также оружием стрельцов, которые называли их бердыш, слово восходит, вероятно, к немецкому Barte - разновидность боевого топора. Топор с особой, похожей на турецкую, формой лезвия в Венгрии носили для личной безопасности. Там испокон веков существовал обычай у всадников возить «походный топор» подвешенным к седлу, а пеший путник пользовался таким топором, как тростью. Боевые топоры, щедро украшенные травлением, около 1530 года носили и венгерски телохранители королей Фердинанда I и Карла III Испанского (впоследствии император Карл VI, 1685-1740). Эти боевые топоры были богато украшены серебром. Тяжелый двуручный топор в средние века кавалеристы использовали лишь в особых случаях, широко распространен он не был никогда. |