Инициатором создания клуба стал судовой комитет ли­нейного корабля «Заря свободы». Его поддержали предста­вители других кораблей и морских частей Петрограда. В середине декабря 1917 года на собрании избрали правление. Обратились за помощью к А. В. Луначарскому — Наркому просвещения. Анатолий Васильевич рассказал об инициа­тиве моряков Н. К. Крупской. Узнал об этом и В. И. Ленин. Он встретился с моряками, одобрил их решение и тут же по телефону передал председателю Петроградского Совета, чтобы морякам оказали содействие в их хорошем начина­нии.

   Вскоре правлению были переданы здание Фондовой биржи и дворец Строганова на углу Мойки и Невского. Правда, дворец в основном с целью охраны. Клуб разме­стил в его нижнем этаже свою канцелярию, а при входе поставил караул. Некоторое время спустя моряки полу­чили для столовой и общежития французскую гостиницу «Регина» на Мойке.

Правление организовало ряд групп по общеобразова­тельным предметам, а также школы специалистов — штур­манов, судовых механиков, курсы бухгалтеров. Читались лекции на общественно-политические темы, по литературе и искусству. Довольно широко был развит и спорт. К ав­густу 1918 года работали секции борьбы, гимнастики, бок­са, фехтования, футбола и легкой атлетики.

   К концу 1918 года на флоте было уже несколько куль­турно-просветительных   организаций.    Для    объединения средств и единства руководства было решено часть органи­заций упразднить, другие сократить и образовать Цент­ральный культурно-просветительный совет флота. Всей этой реорганизацией больше других занимался Орлов.

Той же осенью Орлов решил закончить юридический факультет Петроградского университета, а я — изучать историю, философию. С любопытством входили в аудитории, знакомились со студентами. Большинство из них были на­строены антисоветски: все преданные или сочувствующие большевикам студенты ушли на фронт или включились в повседневную работу, поскольку велика была нужда в грамотных людях.

   На одной из студенческих сходок обозленный Орлов, поднявшись на трибуну, с презрением сказал, что студен­ты-контрреволюционеры позорят Петроградский универси­тет и что их не учить надо, а отправить на принудительные работы. Какой взрыв криков и грохота был ему ответом!

   Но после начала революции в Германии и аннулирова­ния Брестского мира отношение к большевикам и Совет­ской власти среди значительной части студентов стало ме­няться. Это проявилось на собрании, созванном студен­ческой партийной opi и и изацией н конце ноября, вскоре после опубликования в «Правде» статьи В. И. Ленина «Цен­ные признания Питирима Сорокина».

   Партийная организация университета устроила обсуж­дение этой статьи. Питирим Сорокин до революции был приват-доцентом Петроградского университета, и Орлов его знал. С этого он и начал свое выступление.

Он говорил, что до революции всякий уважающий себя передовой интеллигент считался если не демократом, то, во всяком случае, человеком передовых взглядов. Ну а мыслящие студенты придерживались всегда левых идей. Почему когда крестьяне взяли землю, когда трудящиеся стали у власти, — почему эти демократы и либералы с такой яростью обрушились на народ и больше всего на ту партию, которая оказалась верна своей программе, своим обеща­нииям ? Почему, когда эта партия помогла народу вырватьсяиз преступной кровавой войны и заключила пусть тяжелый и унизительный, но мир, чтобы получить передышку, собрать силы, — почему они снова с такой яростью и презрением обрушились на народ и его партию и готовы были все отдать немецким генералам? Это ли не предательство, не преступление против народа и своей Родины? Вот об этом сейчас начинают думать мыслящие интеллигенты, а подобные Питириму Сорокину собираются отойти в сторону от борьбы, чтобы «отдаться науке». Но это не решение вопроса. Пойти в народ, слиться с народом, отдать ему свои силы, своим трудом и преданностью заслужить проще­ние и любовь его — вот долг и обязанность нашей интел­лигенции, наших студентов. И к этому зовет партия боль­шевиков...

   Горячая речь Орлова произвела большое впечатление и заставила многих задуматься. Проводили его аплодисмен­тами, а потом подходили, жали руку.