5 января 1719 года в Вене появился на свет договор о взаимной помощи и союзе между Австрией, Ганновером и Саксонией (Венский союз). Они согласились в том, чтобы совместными усилиями препятствовать попытке Петра занять Польшу (как будто он имел такие планы!), проводить через ее земли свои войска в Германию. Георг I, подписавший трактат как ганноверский курфюрст, обещал, уже в качестве короля английского, что его флот на Балтике окажет содействие союзникам против России. Наконец, они выработали... условия мира между Швецией и Россией: царю оставить Петербург, остров Кот-лин и Нарву; если же не захочет, то отобрать у него Эстляндию и Лифляндию, а Речи Посполитой отдать Киев и Смоленск.
Венский договор реального воплощения не получил. В Польше опасались Августа II и его саксонцев, раздела ими Польского государства. На всех участников трактата, несмотря на их домогательства, не могли не произвести впечатления победы русского оружия.
Могущество России не позволило поколебать ее позиции даже такой сильной коалиции, как Четверной союз сильнейших европейских держав. Стотысячная армия Петра стояла у границ Речи Посполитой. Его флот одерживал победы на Балтике. Но успехи царю отнюдь не кружили голову. Это еще раз показал инцидент с пресловутым мекленбургским делом. В феврале 1719 года войска Ганновера и Вольфенбюттельского княжества заняли Мекленбург по решению императора Священной Римской империи, который внял совету Георга I. Под предлогом улаживания конфликта между Карлом-Леопольдом, герцогом Мекленбургским, и его дворянами управление государством взяли под секвестр. Герцогиня, племянница Петра Екатерина Ивановна, прибыла в Петербург и в слезах просила дядю о помощи. Но царь уклонился от вмешательства, здраво рассудив, что оно столкнет его с ведущими государствами Европы.

  Уступка Петра в мекленбургском деле не означала, что он так же пойдет на попятную и в переговорах со Швецией. В первом случае это был третьестепенный вопрос для интересов России, хотя и затрагивал его в личном, родственном, плане, во втором — речь шла о жизненно важных интересах государства, и в новой инструкции Брюсу и Остерману (от 15 марта 1719 года) он снова подчеркнул необходимость оставления за ним и его страной приобретений в Восточной Прибалтике. Он был готов пойти на уступку — выплатить шведам миллион рублей за Лифляндию.
  Шведский двор питал призрачные надежды на успех английского плана «северного умиротворения», и потому его дипломаты в переговорах с русскими контрагентами тянули время. Четверной и Венский союзы рассчитывали, что Петр отступит перед таким мощным фронтом. Фридрих-Вильгельм, прусский король, советовал царю не рисковать, пойти на уступки на Аландах. Но не таков был царь, чтобы отступать там, где чувствовал себя сильным и правым. Вместо этого он решил перейти в наступление. «Никакого другого пути,— отвечал он прусскому монарху,— кроме твердости, не вижу, через который бы мы резонабельный мир со Швецией получить могли».
Вместо дипломатов должны были заговорить пушки, поскольку шведы ничего не поймут, «ежели,— по словам царя,— оружие при пере употреблено и присовокуплено не будет». Ссылка Фридриха-Вильгельма на печальный пример Испании, терпящей поражение в борьбе со странами Четверного союза, его не убедила. Сила России гораздо более внушительна в сравнении с испанской. Выступление Франции и Австрии против России маловероятно. Английского флота русский флот не боится. У всех стран есть проблемы, которые их занимают. Уверенность Петра в своем флоте нашла блестящее подтверждение в морском сражении при Гренгаме. Тогда же русские отряды высадились севернее и южнее Стокгольма, разорили восемь городов, в том числе Норчепинг — второй по величине после столицы, двадцать один завод, более тысячи трехсот деревень и многое другое. Выполняя строгий приказ Петра, солдаты не трогали местных жителей. Апраксин, генерал-адмирал, руководивший десантом, действия которого показали беззащитность Швеции, говорил, что не составит большого труда взять и Стокгольм...