Баннер
Битва под Полтавой
Автор: Тимоха   
22.11.2008 14:23

 1 апреля Карл с армией, стоявшей на зимних квартирах в районе Ромен и Гадяча, покинул их и подошел к Полтаве. Решил штурмовать — опять Мазепа нашептал, что с ее взятием Украина перейдет под его высокую руку. Из Полтавы шли дороги на юг, к Крыму. А с ханом и султаном король как раз в это время вел переговоры о совместных действиях против России.
Русские силы стояли в Сумах. В окрестных городах располагались русские же гарнизоны. Попытки шведов перейти через реки Псел и Ворсклу были отбиты. Их беспокоили непрерывные нападения русской кавалерии, донимала нехватка съестных припасов, фуража. Их ряды опустошали потери в стычках, морозы, голод, болезни. Штурмуя маленький город Веприк с его полу-торатысячным гарнизоном и несколькими сотнями казаков, Карл потерял тысячу двести человек убитыми и ранеными. Петр перевел свои силы в Ахтырку, чтобы преградить Карлу дорогу на Белгород, Харьков и далее на Москву.
    Царь продолжал следить за Турцией, где посол Толстой по-прежнему делал все возможное и невозможное, чтобы предотвратить нежелательное для России развитие событий. Царь не забывал и о строительстве флота в Воронеже, которое неукоснительно продолжалось. Находясь первые полтора месяца 1709 года в Сумах, он, помимо дел, связанных с печатанием книг, проведением губернской реформы, подавлением народных восстаний в ряде районов страны, заботился о том, чтобы не пропустить Карла с армией за Днепр, где он мог соединиться с войсками Крассау и Лещинского. Затем, в феврале, перебрался в Воронеж. Два месяца руководил сооружением кораблей, обучал мастеров конопатить суда, делать «добрые смолы». Узнав о недостатке в припасах, на Ивановском заводе две недели вместе с мастерами изготовлял якоря и болты, бомбы и гранаты, мортиры и прочее. Наконец, после трудов праведных на верфи, Петр во главе большой флотилии (241 судно, в том числе 29 крупных военных кораблей) поплыл вниз по Дону к Азову. Об этом скоро узнают при дворе султана, и намерения начать войну с Россией тают, словно дымка морская...


Между тем граф Пипер, первый министр Карла, находившийся при нем в походе, на следующий день по прибытии шведской армии к Полтаве разговаривал со шведским офицером—из числа попавших в плен к русским. Он привез письмо от Головкина. В нем — предложения о размене пленными и начале переговоров о мире. Граф ответил, что Швеция готова рассмотреть вопрос о заключении яыгодного мира. Во втором письме Головкин предложил назначить представителей для переговоров. Условия России — получение части Карелии и Ингрии с Петербургом, выплата ею денежной компенсации   Швеции.   Мирное   предложение   Петра   давало хороший шанс королю для выхода из тяжелого положения, спасения армии, но он его не принял. Царь получил ответ, сколь высокомерный, столь и безрассудный: «Его величество король шведский не отказывается принять выгодный для себя мир и справедливое вознаграждение за ущерб, который он, король, понес. Но всякий беспристрастный человек легко рассудит, что те условия, которые предложены теперь, скорее способны еще больше разжечь пожар войны, чем способствовать его погашению».
    Эти контакты, оказавшиеся безрезультатными, все же принесли России пользу, поскольку показали ее мирные намерения, воздействовали на позицию Турции, которая оставила свои воинственные замыслы, наконец, нейтрализовали страны Западной Европы, занимавшие в целом антирусские позиции и увидевшие в попытках Петра закончить войну миром признак слабости России.
Карл же по-прежнему гонялся за миражом окончательной победы. Генералы, уговаривавшие его отойти от Полтавы, уйти в Польшу, услышали в ответ: «Если бы даже Господь Бог послал с неба своего ангела с повелением отступить от Полтавы, то все равно я останусь тут».
Король упрямо, как сомнамбула, вел армию к катастрофе. В разговоре с Гилленкроком он настаивал на осаде Полтавы:
— Вы должны приготовить все для нападения на Полтаву.
— Намерены ли Ваше величество осаждать город?
— Да, и Вы должны руководить осадой и сказать нам, в какой день мы возьмем крепость.
— Но армия не располагает всем необходимым для осады.
— У нас достаточно материала, чтобы взять такую жалкую крепость, как Полтава.
— Хотя крепость и не сильна, но в гарнизоне четыре тысячи человек, не считая казаков.
— Когда русские увидят, что мы серьезно хотим напасть, они сдадутся при первом же выстреле по городу.
Самоослепление короля и на этот раз помешало ему внять доводам рассудка. На все попытки Гилленкро-ка доказать ему, что русские в крепости будут обороняться храбро, до последнего солдата, а шведы, у которых не хватает пушек, припасов к ним, понесут большие потери, Карл отвечал: «Да, вот именно мы должны совершить то, что необыкновенно. От этого мы получим честь и славу».
Слабо укрепленную Полтаву шведы осаждали три месяца. А. С. Келин действовал в соответствии с инструкцией Петра о борьбе «до последнего человека», разосланной комендантам всех крепостей на Украине.
Защитники Полтавы отбивали все штурмы, делали вылазки, наносили урон осаждавшим. Сами несли потери. Петр сразу же понял стратегическое значение Полтавы, которую так упорно стремился взять Карл. В письме к Меншикову, стоявшему с войском неподалеку, он велел оказать помощь осажденным. Тот 7 мая неожиданно нагрянул на Опошню, где засели шведы, перебил их. Туда поспешил Карл, но русские спокойно и организованно отошли на другой берег Ворсклы. А в ночь на 15 мая в Полтаву прошел болотами отряд из девятисот солдат, с порохом и свинцом.
4 июня к Полтаве, около которой стояла вся шведская армия, приехал Петр. Через три дня, оценив на месте обстановку, соотношение сил (русские войска тоже подходили сюда), он сообщил Апраксину о своем решении: «Сошлись близко с соседьми, с помощью Божиею будем конечно в сем месяце главное дело со оными иметь».
Шведская армия оказалась под Полтавой в стратегическом окружении, была сильно ослаблена поражениями, осадами, маршами, голодом. Русская же армия, наоборот, стала намного сильней, боеспособней. 20 июня она переправилась через Ворсклу, и сразу же начались работы по возведению полевых укреплений на позиции, избранной для будущего генерального сражения. Как и при Лесной, русские войска стояли на закрытой местности, их фланги упирались в леса, позади—высокий берег реки, через которую навели мосты. Перед фронтом лежала открытая равнина, откуда должны были наступать шведы. Там подготовили две линии редутов, перпендикулярных одна к другой, в которых засели стрелки. Это было новшеством в военном деле.
25 июня Петр провел военный совет, разработавший диспозицию сражения. Осмотрел войска. Распределил генералов по дивизиям. Кавалерию подчинил Меншикову, артиллерию—Брюсу. «Фельдмаршал и генералитет,— согласно «Истории Свейской войны»,— просили его царское величество, чтоб в баталию не приобщаться, на что изволил сказать, чтоб о том ему более не говорили». Для Петра личное участие в сражении, как видим, подразумевалось само собой.
На следующий день ему доложили, что к шведам перебежал унтер-офицер из Семеновского полка. Изменник наверняка сообщил врагу о слабых местах русской позиции, в частности об одном из полков, состоявшем из необстрелянных новобранцев. Петр тут же приказал снять с них форму и обрядить в нее солдат Новгородского полка, бывалых и храбрых воинов. Он снова и снова объезжал полки на позициях, принимал последние меры, ободрял.
Карл за несколько дней до сражения получил сведения о том, что Турция не собирается начинать войну с Россией, а войска Крассау и Лещинского не могут прийти к нему на помощь, так как кавалерия Гольца, генерала Петра, не дает им покоя. Кроме того, к русскому царю, по сообщению перебежчика, идет на помощь иррегулярная конница числом в сорок тысяч всадников. Несмотря ни на что, король 26 июня решил начать генеральное сражение. За несколько дней до этого он во время рекогносцировки наткнулся на русских казаков у костра. Король молодецки соскочил с коня и застрелил одного из казаков, но тут же получил пулю в ногу. Врач в лагере вырезал пулю, но Карл не мог ходить. Его, полулежащего в носилках, несли перед строем армии. В своей речи к солдатам и офицерам он призывал к завоеванию России, овладению ее богатствами. Офицеров пригласил на обед в шатры русского царя.
Два фельдмаршала — Шереметев и Реншильд — заключили накануне джентльменское соглашение: начать сражение 29 июня, а «до оного сроку никаких поисков через партию и объезды и незапными набегами от обоих армий не быть». Но король растоптал его. Он, видите ли, очень спешил: взбудоражило известие о сорокатысячной коннице. Главное же, как ему, несомненно, грезилось — чем быстрее он начнет, тем раньше взойдет солнце победы и вечной славы.
Петр, в отличие от шведского короля, в речи к солдатам говорил о другом — о защите Отечества, «народа всероссийского»: «Воины! Вот пришел час, который решит судьбу Отечества! Итак, не должны вы помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру пору ченное, за род свой, за Отечество... Не должна вас также смущать слава неприятеля, будто бы непобедимого, которой ложь вы сами своими победами над ним неоднократно доказали. Имейте в сражении пред очами вашими правду... А о Петре ведайте, что ему жизнь его не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и в славе для благосостояния вашего».
Приближался час генерального сражения. Для благоприятного исхода Петр сделал исключительно много. Все нити руководства войсками держал в своих руках, направлял их действия. Теперь предстояло завершить дело, долгое и трудное, отнявшее в последние годы столько времени и усилий.
Петр имел до сорока двух тысяч человек. У Карла было до тридцати пяти тысяч человек.
Русский царь проявил свои большие военные способности уже при подготовке сражения. Тщательно изучил обстановку, организовал разведку. Приказал уничтожить или преградить переправы через Днепр у Пере-волочны и Псела на случай возможного отступления Карла. Через Ворсклу выше Полтавы, у деревни Се-меновки, провели скрытную, быструю переправу русской армии, стоявшей на ее левом берегу у деревни Крутой Берег, на правый берег. Далее последовала постройка укреплений у деревень Семеновки и Петровки, наконец, перевод армии к деревне Яковцы, к месту будущего сражения. К западу от шведского лагеря Петр распорядился поставить казацкий отряд гетмана Скоропадского.
   ...В третьем часу 27 июня, еще затемно, в русском лагере услышали тяжелый гул — тысячи солдатских ног и конских копыт сотрясали землю, направляясь к позиции противника. Шведы шли двумя линиями. Их пехота бросилась на редуты, занятые двумя батальонами пехоты. Кавалерию, рвущуюся вперед, встретила контратакой кавалерия Меншикова. Несколько потеснив русских, шведы попали под страшный огонь артиллерии и отступили. Рен-шильд, командовавший армией из-за ранения Карла, бросил свою кавалерию на левом фланге в обход русского правого фланга. Но ее отбросили Меншиков и Брюс. На поле боя превосходство русской артиллерии было подавляющим — 102 орудия против 39 шведских.
По приказу Петра Меншиков отвел кавалерию, хорошо выполнившую свою задачу. Шведы, приняв маневр за отступление, бросились следом, но снова попали под губительный огонь орудий и ружей. Спасались от него в лесу, но и здесь их ожидала смерть от русских полков. Отрезанную от остальной армии колонну Шлиппенбаха уничтожил Меншиков, генерала взял в плен. То же случилось с колонной Росса, которую разбил и пленил посланный Меншиковым Ренцель.
Основные силы Петр еще держал в лагере, около 8 часов утра он вывел их оттуда. Оттянул с передовой шесть драгунских полков Шереметева и поставил в стороне вместе с казаками Скоропадского, велел ожидать указаний о вступлении в битву. Шереметев и Репнин убеждали царя не отводить их части:
— Надежнее иметь баталию с превосходным числом, нежели с равным.
— Больше побеждает,— ответил Петр,— разум и искусство, нежели множество.
Петр был, конечно, прав. Он построил армию в боевые порядки: пехоту Шереметева в центре, между ее полками — артиллерию, по флангам — кавалерию Боура (правый) и Меншикова (левый). Шведы ударили в самый центр построения русских, где стоял Новгородский полк. Первый его батальон начал отступать, не выдержав мощного натиска врага. Петр во главе второго батальона пошел в атаку и отбросил шведов. В ходе боя одна пуля пробила ему шляпу, другая сплющилась при ударе о крест, висевший у него на груди, третья попала в седло. В это время русская конница в ходе атаки оттеснила шведскую кавалерию. Русские орудия изрыгал-и картечь и огонь, шведы несли огромные потери.
  Первый залп, по словам современника, «учинен от царского величества так сильно, что в неприятельском войске от падших тел на землю и ружья из рук убиенных громкий звук учинился, который внушал, якобы огромные здания рушились».
Русские полки по сигналу Петра начали общую атаку. Поле боя покрылось дымом... Шведы побежали в панике. Они не слушали призывов короля, которого подняли на руки, и он кричал, безрезультатно убеждая свое разгромленное воинство: «Шведы, остановитесь!»
Победа была полной, причем в главном сражении участвовала только первая линия русских войск. Царь-полководец с непокрытой головой объезжал русские полки, благодарил солдат — «сынов Отечества» за ратный труд, за победу. Петр, не знавший усталости все эти дни, тут же сообщил в Москву о «зело превеликой и нечаемой виктории». К нему в шатер привели пленных генералов и министров Швеции. Царь спросил: «Неужели не увижу сегодня брата моего Карла?»
Короля не нашли ни живого, ни мертвого. Он в это время спасался с остатками своей армии бегством на запад, к Днепру. Кавалерия Петра его преследовала, но вскоре кони, до предела уставшие, остановились. Вечером царь отправил в погоню полки гвардейцев и драгун.
  Петр устроил в своих шатрах обед для победителей. Пригласили и  пленных генералов,  министров.  Случай этот весьма показателен — Петр, как истинно русский человек, бывал беспощаден с врагом в ходе борьбы с ним, но к поверженному проявлял рыцарское великодушие. Фельдмаршала Реншильда царь похвалил за храбрость. Все присутствующие услышали примечательную речь русского полководца: «Вчерашнего числа брат мой король Карл просил вас (шведских офицеров.— Авт.) в шатры мои на обед, и вы по обещанию в шатры мои прибыли, а брат мой Карл ко мне с вами в шатер не пожаловал, в чем пароля своего не сдержал. Я его весьма ожидал и сердечно желал, чтоб он в шатрах моих обедал. Но когда его величество не изволил пожаловать ко мне на обед, то прошу вас в шатрах моих отобедать». На обеде Петр предложил свой знаменитый тост:
— За здоровье учителей, за шведов!
— Хорошо же Ваше величество,— тут же ответил Пи-пер,— отблагодарили своих учителей!
Разговаривая с пленными, Петр узнал, что Пипер и Реншильд давно убеждали короля пойти на мир с Россией, и заявил:
— Мир мне паче всех побед, любезнейшие.
В ходе сражения шведы потеряли более восьми тысяч убитыми, три тысячи пленными, русские — тысячу триста сорок пять убитыми, более трех тысяч ранеными. В руки победителей попали все обозы, много трофеев. А через три дня, 30 июня, на Днепре у Переволочны Карл, Мазепа и небольшое число их спутников переправились на западный берег и бежали в сторону турецких владений. Оба они в конце июля примчались в Бендеры, где вскоре Мазепа умер — то ли своей смертью, то лй отравился. Брошенная же королем армия (от нее осталось около шестнадцати тысяч солдат, голодных и деморализованных) сдалась девятитысячному корпусу Меншикова. По этому случаю Петр приказал своему фельдмаршалу: «Изволь прислать к нам, не мешкав, 500 лошадей с телегами, на которых довесть до обозу неприятельское ружье и амуницию».
Войско Карла XII перестало существовать. Позиции России сразу же и заметно укрепились, и Петр прекрасно это понимал. Торопил своих генералов, требовал, чтобы они выбивали шведов из городов, крепостей Прибалтики. Сообщил Августу II о своем предстоящем прибытии с армией в Польшу. С Апраксиным обсудил план «промысла» под Выборгом, взятия Ревеля (Таллинна).
  За победу под Полтавой все участники битвы были награждены медалями — серебряными (солдаты) и золотыми (офицеры). Всем солдатам выдали награду в размере месячного или полуторамесячного жалованья. Чины, ордена, земли получили генералы и офицеры. Меншиков стал фельдмаршалом, Головкин — канцлером, Шафиров — подканцлером, князь Г. Долгорукий — тайным советником. Пять месяцев спустя по предложению Курбатова, оберприбыльщика, указом Петра списали недоимки с крестьян за все прошлые годы, исключая только два последних.
Наконец, Петр подал Шереметеву прошение с просьбой отметить его заслуги, к слову сказать, немалые: «Господин фельдмаршал, прошу, дабы Вы рекомендовали государям нашим обоим о моей службе, чтоб за оную пожалован был чином рыр-(контр.— Авт.) адмиралом или шаутбейнахтом, а здесь, в войске, ранг, а не чин старшего генерал-лейтенанта. И о первом, как к Вам с Москвы указ послан будет, тогда б и к адмиралу о том моем чине указ послан был же от их величествах».
За шутливой формой обращения, за упоминаниями о «государях», «их величествах» (князе-кесаре Ф. Ю. Ро-модановском и начальнике Приказа земских дел И. И. Бутурлине) скрывается представление Петра о своей службе Отечеству. Получив сообщение Ромодановского о повышении в чинах за «храбрые кавалерские подвиги и 'в делах воинских мужественное искусство», царь отвечает князю-кесарю с благодарностью: «И хотя я еще не заслужил, но точию ради единого Вашего благоутробия сие мне даровано, в чем молю Господа сил, дабы мог Вашу такую милость впредь заслужить».
Вскоре Петр приехал в Киев, где слушал префекта Киевской академии Феофана Прокоповича, блестяще образованного человека, прекрасного оратора и публициста. Его проповедь была посвящена Полтавской виктории, Петру, ее организатору, полководцу: «Ты не только посылал полки на брань, но сам стал проти-во супостата, сам на первые мечи и копия устремился».
Петр с удовольствием слушал проповедника, и в мыслях у него, вероятно, возникали картины прошедших баталий, особенно только что отгремевшей, достославной и уже ставшей достоянием истории Отечества. 
  Исключительно значение Полтавской битвы в истории России, русского и мирового военного искусства. Петр-полководец во всем блеске показал свои гениальные способности стратега и тактика. Тщательная подготовительная работа, сочетание осторожности и решительности, удивительная способность ориентироваться в ходе боя, принимать правильное решение способствовали великой победе, причем одержанной, по его словам, «легким трудом и малой кровью». Ко времени сражения он создал численное превосходство в живой силе, артиллерии, хотя ввел в действие не все полки. Усовершенствовал шаблонную линейную тактику, придав глубину войсковому построению на поле боя — две линии, резервы, вспомогательные отряды. В инженерном отношении особенно удачным было возведение редутов на пути следования шведской армии, которая оказалась расчлененной и попала под губительный перекрестный огонь.
Во время сражения Петр умело маневрировал полками, выполняя диспозицию. Столь же успешно провел прикрытие путей возможного отступления шведов, организовал их преследование.
Большую роль сыграла в ходе битвы русская артиллерия, выпестованная Петром. Очень искусно действовала конница.
Современники высоко оценили воинское искусство Петра и его армии под Полтавой. Маршал Франции Мориц Саксонский писал: «Вот таким образом, благодаря искусным мерам, можно заставить счастие склониться в свою сторону».
Стратегические и тактические принципы ведения войны, разработанные Петром, оказали несомненное и большое влияние на военное искусство России и стран Западной Европы. В русской военной истории Полтава встала в один ряд с Невской битвой, Ледовым побоищем, Куликовской битвой и Бородинским сражением.
Полтавская победа в корне изменила ход войны, положила резкую грань между тем, что было до нее, и последующими событиями на театре военных действий. Петр, как и все русские люди, очень хорошо это понимал. Как повелось в пору успехов русского оружия, новую блистательную викторию отпраздновали очень пышно и торжественно, с выдумкой, на что сам царь был великий мастер. По улицам и площадям Москвы прошли войск; победителей, провели более двадцати двух тысяч пленных шведов (взятых под Лесной и Полтавой) и пронесли бесчисленные трофеи. На новый 1710 год жители увидели не менее пышное действо — после торжественного молебна в Успенском соборе Кремля зажгли огромный фейерверк.
На Западе пренебрежение к России после Полтавы сменилось потрясением, уважением, смешанным со страхом перед ее мощью. Европейские дворы, ранее смеявшиеся над русскими дипломатами, стали проявлять к ним повышенное внимание. А те по примеру своего суверена вели себя с достоинством и гордостью за Россию. В обстановке торжеств и славословий у Петра отнюдь не закружилась голова. Он не рвался в бой, чтобы окончательно сломить Швецию. Более того, как и ранее, стремился окончить войну, заключить мирный договор, выдвигая довольно умеренные предложения, с тем чтобы были учтены законные интересы России: передача земель около Финского залива, дававших выход к Балтике. Эти условия передали шведской стороне попавшие в плен к русским генерал Мейерфельд и королевский секретарь Цедер-гельм. Но Карл XII мирные намерения отверг. Как это ни парадоксально и нелепо, король вел себя так, будто ничего особенного не случилось. Правитель, разоривший страну и погубивший армию, сам оказавшийся в положении нахлебника в чужой стране, держался самоуверенно, чуть ли не как победитель. В Швецию он слал одно за другим распоряжения о наборе солдат, продолжении войны, хотя его полуторамиллионный народ уже стонал от истощения. Просьбы и донесения из Стокгольма, для него неприятные, просто не принимал во внимание, приказывал их вообще не присылать. И стокгольмские власти, слепо следуя его приказам, благодарят Господа за спасение короля.
Правда, Швеция сохраняла некоторые надежды — у нее имелся сильный флот на Балтике, ее территория оставалась незатронутой войной, а шведские войска, помимо самой Швеции, находились в Прибалтике и Финляндии, Померании и Норвегии. Кроме того, были основания ожидать военную помощь от государств Западной Европы— Англии, Голландии, Австрии, с одной стороны, Франции — с другой. Их правители рассчитывали привлечь Швецию на свою сторону. Теперь подобные замыслы рушились. Ошеломленным европейским дворам пришлось срочно перестраивать внешнеполитические комбинации. По словам Роберта Мэсси, американского историка, Полтава стала «грозным предупреждением» для всего мира, и «европейские политики, которые раньше уделяли делам царя немногим больше внимания, чем шаху Персии или моголу Индии, научились отныне тщательно учитывать русские интересы. Новый баланс сил, установленный тем утром пехотой Шереметева, конницей Меншикова и артиллерией Брюса, руководимых их двухметровым властелином, сохранится и разовьется в XVIII, XIX и XX веках».
Но, несмотря на «новый баланс сил», России пришлось продолжать войну еще очень долго. Петр, его полководцы и дипломаты, теперь уже гораздо более опытные, вынуждены снова и снова вести войска, завязывать и распутывать сложнейшие узлы внешнеполитических задач. Полтава многое облегчила. Так, Саксония и Дания воспрянули духом — Травендальский и Альтранштадт-ский договоры, унизительные для них, можно было теперь, опираясь на Петра, силу России, разорвать. Август II ввел свои саксонские войска в Польшу (откуда бежал Станислав Лещинский), а Крассау со шведской армией ушел в Померанию. Курфюрст снова заявил о своих правах на польскую корону, от которой не столь давно, три года назад, отказался. Что же касается заключения договора с Карлом в Альтранштадте, то, по уверениям курфюрста, виноваты в том его плохие советники. Все это он говорил Петру во время встречи в октябре 1709 года в польском Торуне. Царь, вынужденный опять искать в нем союзника, делал вид, что верит. Но не отказал себе в маленьком удовольствии — на свидание явился со шпагой, которая привела в крайнее замешательство вновь обретенного «друга и союзника». Дело в том, что эту шпагу Петр в свое время подарил ему. Но король-курфюрст подарил ее в Альтранштадте шведскому королю. К царю же она попала в числе прочих трофеев на поле Полтавского сражения. Петр и здесь проявил великодушие — отдал шпагу Августу вторично...

Обновлено для 23.11.2008 15:37
 
blank   blank   blank