Суворов быструю победу под Ланцкроной, за которую получил орден св. Георгия III степени, объяснил «хитрых маневров французскою запутанностью и потому, что поль­ские войска не разумели своего предводителя». В резуль­тате новую армию так и не удалось создать. Остава­лись все те же партизаны, действия которых в последую­щем стали, по существу, агонией движения. Правда, оставалась еще коронная армия Огинского, единствен­ный подвижный резерв для партизан-конфедератов.

Между тем Суворов узнал о действиях Пулавского в юго-восточной части его Люблинского участка, в райо­не Замостья. Полководец поспешил сюда, атаковал пар­тизан, заставив их уйти в Литву, на север. Суворов решительно их преследовал. Но Пулавский, совершив ма­невр, обошел Суворова с фланга и ушел к Ланикроне. Русский полководец, признав, что Пулавский перехитрил его, даже послал ему фарфоровую табакерку на па­мять.

Огинский, разбив один из русских отрядов, двигался к Несвижу. Веймарн снова послал сюда Древица (из Минска, что между Варшавой и Брестом, и Бялы) и Суво­рова (из Люблина), причем главную роль отвел первому из них. Александр Васильевич, не успев получить распо­ряжение начальника и детально разработанный план, выступил на север, к Коцку. 5 сентября он был уже в Бялу, к западу от Бреста.

Древиц не был готов к походу. И Суворов в начале сентября 1771 года выступил на Брест. С дороги писал начальству: «...О стремлении Огинского к Варшаве и к стороне Люблина не слышно. Я буду стараться, не про­пуская его, гетмана, в те места, с помощью Божьею упреждая все его намерения и покушения, его уничто­жить».

12 сентября, двигаясь стремительно, пошел под Несвиж. Делая вид, что идет к нему, ночью повернул на Сталовичи, где лагерем стоял Огинский, имевший до четырех тысяч коронных литовских войск. У Суворова бы­ло менее одной тысячи, при двух орудиях. На рассвете захватили в плен пикет из четырех польских уланов, кото­рые провели суворовцев к лагерю. Двумя колоннами они бросились на местечко, где расположился гетман с гвар­дией. Главный лагерь стоял за ним, а коронная конница Беляка, до тысячи коней— в нескольких верстах далее.

Суворов с главной колонной ворвался в Сталовичи с тыла, разъединив таким ударом главный лагерь и аван­гард в местечке. С фронта ударила вторая колонна. Гвардия Огинского, застигнутая врасплох, оказала все же сопротивление, разгорелся сильный уличный бой. Но долго он не продолжался — гвардия была разгромлена.

Несмотря на то, что его карабинеры увлеклись преследованием разбитого неприятеля, Суворов решитель­но бросил свои силы на главный лагерь. И здесь ему сопутствовал успех. К 11 часам все закончилось. Правда, появилась конница Беляка, но тут же ретиро­валась. Огинский, потерпевший сокрушительное пораже­ние, бежал за границу. Конфедераты потеряли до пяти­сот человек, около трехсот человек попали в плен. По­тери русских были небольшими. Они взяли весь обоз, 10 пушек, знамена, гетманские бунчук и булаву, кан­целярию.

Возвращаясь в Люблин, Суворов по пути, в Пинске, пленил штаб и свиту Огинского. За эту победу, несмотря на недовольство Веймарна его самовольными действиями, полководец получил 21 декабря 1771 года орден св. Алек­сандра Невского.

В начале следующего года в Польше снова появи­лись французы. На смену Дюмурье прибыл генерал ба­рон де Виомениль. Польский отряд во главе с полковни­ком-французом неожиданно занял Краков, комендант ко­торого, генерал Штакельберг, распустил гарнизон, так как был «обременен ксендзами и бабами».

Суворов прибыл к Кракову, занял город. Но крепкий замок, несмотря на осаду и штурм, взять никак не уда­валось. Только прибытие осадных орудий, разрушение с их помощью части крепостной стены у ворот решили его участь, 12 апреля замок капитулировал.

В начале 1772 года Веймарна сменил генерал Би­биков, и от него, вскоре после соглашения России с Авст­рией (предстоял первый раздел Польши), Суворов полу чил предписание: «Ненарушимо соблюдать союз с австрий цами, но не уступать им ни пяди земли».

Дело в том, что в район, контролируемый Суворо вым, согласно союзному договору с Россией вступили австрийцы. Они стали вытеснять русские посты, отряды, что не могло не привести  к столкновениям. Суворов, человек прямой, не дипломат, был в великом затрудне нии. Из-за осажденного им для штурма Тынца дело едва не дошло до серьезной размолвки с австрийцами. Биби кову, с которым у него, в отличие от Веймарна, сложи лись хорошие, добрые отношения, Александр Васильевич писал: «Я человек добрый, отпору дать не умею... Что \ тебя, батюшка, стал за политик? Пожалуй, пришли дру­гого, чорт ли с ними (австрийцами.— Авт.) сговорит».

Замену он, конечно, не получил. Да и польская служ­ба скоро закончилась. Россия, Пруссия, Австрия заклю­чили договор о разделе польских земель. Русская армия вернулась домой. Суворова по возвращении прикоманди­ровали к Петербургской дивизии.

В первой войне с конфедератами действия Суво­рова сыграли решающую роль. Именно он разгромил под Ланцкроною и Сталовичами подвижные резервы, глав­ные силы, на которые опирались партизанские отряды, рассеянные по стране. Проведенные им походы участко­вого подвижного резерва, организация обороны своего участка против набегов конфедератов-партизан по праву считаются классическими в военном деле. Их принципы, которые он развил позднее, в кампании против польских повстанцев 1794 года,— весомый вклад в развитие военного дела в России, подвижности ее армии, частной инициативы военачальников.