Баннер
Козни Карла XII против россии
Автор: Тимоха   
22.11.2008 16:36
Но не дремал и шведский король — пустил в ход золото, захваченное с собой Мазепой, призанял еще кое-что у английских, голштинских банкиров, да и сами хозяева выдали ему немало денег. Карл делал все, чтобы натравить султана на Россию: «Обращаем внимание Вашего императорского высочества на то, что если дать царю время воспользоваться выгодами, полученными от нашего несчастья, то он вдруг бросится на одну из Ваших провинций, как бросился на Швецию вместе со своим коварным союзником, бросился среди мира, без малейшего объявления войны. Крепости, построенные им на Дону и на Азовском море, его флот обличают ясно вредные замыслы против Вашей империи. При таком состоянии дел, чтобы отвратить опасность, грозящую Порте, самое спасительное средство — это союз между Турцией и Швецией; в сопровождении Вашей храброй конницы я возвращусь в Польшу, подкреплю оставшееся там мое войско и снова внесу оружие в сердце Московии, чтобы положить предел честолюбию и властолюбию царя».
    При султанском дворе вовсю интригуют против России агенты короля — Станислав Понятовский, резидент Ле-щинского при Карле, генерал, и секретарь короля Мартин Нейбегауэр, немец-авантюрист, неудачливый воспитатель царевича Алексея, сына Петра, изгнанный с русской службы за несостоятельность и наглость. Главное же было в том, что у короля оказалось больше денег, чем у русского посла. Последовала очередная смена визиря. Один из них, Балтаджи Мехмед-паша, откровенно ненавидел Россию. На письма Петра султану, в которых русский царь выступал с очень умеренных позиций, склоняя турок к миру, ответа не было. В Стамбул приехал Девлет-Гирей, крымский хан, давно мечтавший о походе на Россию. Султан созвал Великий диван (Тайный совет), который и принял решение о войне. Официальное ее объявление состоялось 10 ноября 1710 года. Снова, как не раз случалось и до этого, русского посла на старой кляче везут через весь город в Едикале — Семибашенный замок на берегу Мраморного моря, на окраине столицы. Толстой опять в тюрьме, его дом грабят местные жители.
Такой исход событий в немалой степени явился результатом происков европейских дипломатов в Стамбуле. Они, выполняя инструкции своих правительств, разжигали рознь между Турцией и Россией, чтобы в конечном счете втянуть их в войну. «До тех пор,— считает статс-секретарь Сен-Джон, руководитель внешней политики Англии,— пока мы не закончили наше великое дело с Францией, в наших интересах, без сомнения, поддерживать пожар в этих краях». Больше всех интриговал Дезальер, французский посол, которого недаром прозвали «вице-султаном».
Начало конфликта с Турцией, спровоцированного шведским королем и европейской дипломатией, означало для России войну на два фронта. Конечно, она была нежелательной. Но Петру после Полтавской победы все виделось если не в розовом свете, то по крайней мере в обнадеживающем. Действительно, русская армия после Полтавы считалась одной из лучших в мире. К тому же складывалась как будто благоприятная ситуация: правители Валахии и Молдавии, Константин Брынковяну и Дмитрий Кантемир, заключили с Петром соглашения с обещанием перейти на его сторону, выделить войска, продовольствие в обмен на освобождение из-под турецкого гнета и переход под протекторат России. Войска и продовольствие обещали и представители сербов и черногорцев, которые, как и другие славянские народы на Балканах, планировали поднять восстание против угнетателей-турок.
Петр пытался еще несколько раз склонить султана к миру. Просил Англию и Голландию о посредничестве, чтобы заключить мир со Швецией, говорил о готовности оставить Лифляндию с Ригой Польше, выплатить Швеции компенсацию; к России должны отойти только Ингрия, Корела и Нарва. Но не удалось ни то ни другое.
Царь, как всегда, начал действовать энергично и напористо. Трудности его только подстегивали. Апраксину, азовскому губернатору, слал распоряжения: готовить флот к сражениям, струги и лодки — для донских казаков, а для борьбы с крымцами пригласить калмыков и кубанских татар. Торопил Шереметева — тот из Прибалтики должен был идти на юг, к новому театру военных действий. Фельдмаршал отличался медлительностью, и царь высказывал в письмах явное нетерпение: «Дабы Вы немедленно отправили полки в марш в назначенные места». «А маршировать весьма нужно, понеже ежели пехота не поспеет, а неприятель на одну конницу нападет, то не без Беликова страху». Царь контролировал передвижения своих войск, их снабжение продовольствием, снаряжением, обучение рекрутов, пополнение армии. 25 февраля 1711 года в Успенском соборе Московского Кремля зачитали его манифест, которым объявлялась война Турции. 6 марта он выехал в действующую армию. За несколько дней до этого, 2 марта, своим указом основал Сенат — высшее учреждение в государстве. Он создавался на время отсутствия царя: «Определили быть для отлучек наших Правительствующий Сенат для управления».
Созданный как временный орган, Сенат просуществовал более двух столетий. Царь оставил строгие распоряжения относительно обязанностей, предела власти нового учреждения: «Всякий их (сенаторов, список которых, из 9 человек, он тоже составил.—Лег.) указам да будет послушен так, как нам самому, под жестоким наказанием или смертию, по вине смотря».
Петр Алексеевич поручил Сенату высший надзор за судебными делами и расходованием средств, их умножением, ибо, как он написал, «деньги суть артерия войны».
Царя весьма беспокоил поход, предстоящая война с турками. Его опасения быстро получили подтверждение. Русские войска, вступившие 30 июня в Молдавию, попали в пекло — стояла невыносимая жара, солдат мучила жажда до того, что многие, не выдерживая мучений, сходили с ума, кончали с собой. Обещанной помощи, как и провианта, не поступило. Брынковяну выдал план войны туркам. Кантемир слово сдержал, но его помощь не так существенна, как ожидалось. Не смогли оказать сколько-нибудь заметную помощь и балканские славяне.
Однако поход продолжался. Русская армия, перейдя Днестр, подошла к Пруту. Петр еще по дороге в армию заботился о пополнении рекрутами гарнизонов городов в Прибалтике, ослабленных уходом значительной части войск на юг; торопил военные соединения, идущие к Молдавии: «Все исполнить, не опуская времени, ибо ежели умедлим, то все потеряем».
Петр полон надежд, ему казалось, что победа над турками— не за горами: «Сербы (от которых мы такое же прошение и обещание имеем), тако ж и болгары и иные христианские народы против турка восстанут, и оные к нашим войскам совокупятся, иные же внутрь их, турской, области возмущение учинят, что увидя, турской визирь за Дунай пойтить не отважится, и большая часть его войск разбежится, и может быть, что и бунт учинят».
    Однако визирь и турецкая армия не только отважились перейти Дунай, к которому не успел Шереметев, но и подошли к Пруту. 9 июля они полностью окружили тридцативосьмитысячную русскую армию. Визирь имел сто тридцать пять тысяч (а вместе с татарами—сто восемьдесят). Атаку начали янычары. Их жестокий натиск описал тот же Понятовский, выступающий в роли военного советника визиря: «Янычары... продолжали наступать, не ожидая приказов. Испуская дикие вопли, взывая по своему обычаю к богу многократными криками «алла», «алла», они бросились на неприятеля с саблями в руках и, конечно, прорвали бы фронт в этой первой мощной атаке, если бы не рогатки, которые неприятель бросил перед ними. В то же время сильный огонь почти в упор не только охладил пыл янычар, но и привел их в замешательство и принудил к поспешному отступлению. Кегая (то есть помощник великого визиря) и начальник янычар рубили саблями беглецов и старались остановить их и привести в порядок. Наиболее храбрые возобновили свои крики и атаковали во второй раз. Вторая атака была не такой сильной, как первая, и турки снова были вынуждены отступить».
Сражение продолжалось три часа. Петровская армия, стойкая и бесстрашная, сумела отбить натиск. Солдатские ружья и особенно артиллерия опустошали ряды турок, потерявших семь тысяч убитыми. Русские потеряли гораздо меньше. Более того, в момент отступления врага, по словам составителей «Истории Северной войны», Петр мог одержать «полную викторию», если бы сумел как следует организовать преследование. Но он и его генералы этого опасались, и не без оснований: русский обоз не успели даже окопать, солдаты были истощены жаждой, жарой, голодом.  Положение казалось отчаянным, безвыходным.
Не лучшим было и состояние турок, хотя Петр и русские не знали об этом. Боевые качества русских ошеломили врага. Когда на следующий день, 10 июля, визирь приказал возобновить атаки, даже янычары отказались идти в бой. Саттон, английский посол, в донесении сообщал вскоре своему начальству: «Здравомыслящие люди, очевидцы этого сражения, говорили, что, если бы русские знали о том ужасе и оцепенении, которое охватило турок, и смогли бы воспользоваться своим преимуществом, продолжая артиллерийский обстрел и сделав вылазку, турки, конечно, были бы разбиты».
Действительно, турецкая армия, намного превосходившая по численности русскую, была парализована. Но Петр не догадывался об этом, а также о том, что генерал Ренне, выполняя его приказ, взял Браилов, зашел в тыл туркам, и им грозило окружение. Он послал о том донесение царю, но оно попало... к визирю— русского гонца взяли в плен турки.
    10 июля Петр написал Сенату: «Господа Сенат! Извещаю вам, что я со всем своим войском без вины или погрешности нашей, но единственно только по ложным известиям, в семь крат сильнейшую турецкою силою так окружен, что все пути пресечены, и что я без особливые Божий помощи иного предвидеть не могу, кроме совершенного поражения или что я впаду в турецкий плен.-Если случится сие последнее, то вы не должны меня почитать своим царем и государем и ничего не исполнять, что мною, хотя бы то по собственному повелению от нас, было требуемо, покаместь я сам не явлюся между вами в лице моем. Но если я погибну и вы верные известия получите о моей смерти, то выберите между собой достойнейшего мне в наследники».
Можно понять, какие безысходные мысли владели в те дни и часы государем — перспектива полного поражения, плена и гибели выглядела более чем реальной. Правда, подлинный текст письма-завещания не сохранился. Впервые его опубликовал Яков Штелин на немецком языке в 1785 году, и многие сочли его фальшивкой. Однако обстановка в эти несчастные июльские дни 1711 года была такой, что составление Петром подобного документа можно считать вполне возможным.
В тот же день Петр созвал военный совет. Вынесли решение — предложить туркам начать переговоры; если они не согласятся, то сжечь обоз и атаковать врага. К визирю явился русский гонец с письмом Шереметева: «Вашему сиятельству известно, что сия война не по желанию царского величества, как, чаем, и не по склонности султанова величества, но по посторонним ссорам. Предлагаем сию войну прекратить возобновлением прежнего покоя, который может быть ко обеих стран пользе и на добрых кондициях. Буде ж к тому склонности не учините, то мы готовы и к другому, и Бог взыщет то кровопролитие на том, кто тому причина, и надеемся, что Бог поможет в том нежелающему. На сие ожидать будем ответу и посланного сего скорого возвращения».


Обновлено для 23.11.2008 15:35
 
blank   blank   blank