В Севастополе хаос Повсюду брошенное имущество. Порт забит пушками английского и французского производ­ства, штабелями ящиков со снарядами и стрелковым оружи­ем. Много пушек, танков, бронемашин, разного военного имущества белогвардейцы сбросили в воду: всего с собой не заберешь.

   В такой обстановке надо было приступать к воссозданию флота. Помню первое совещание, созванное Лудри и Руд­ным сразу же по приезде в Севастополь. Собрались комис­сары всех частей и секретари флотских партячеек. Высту­пил Лудри. Он сказал, что первая наша задача — навести порядок в городе и порту, организовать помощь трофейной комиссии в учете всего сохранившегося военного имущест­ва, ликвидировать пожары, достать со дна все затопленное у причалов вооружение. Лудри призывал воссоздать бере­говую оборону, привести в порядок те немногие корабли, которые белогвардейцы не успели потопить или угнать. В заключение он сказал, что нас, коммунистов, на флоте не­много, а дел невпроворот, поэтому каждый должен работать с утроенной энергией.

   Пример такой энергии показывал в эти трудные дни сам Лудри. Он поспевал всюду: на работы по спасению затоп­ленного имущества, на тушение пожаров, на подъем зато­нувших кораблей, в различные пункты побережья от Дуная до Новороссийска, где восстанавливались крепости и бере­говые артиллерийские батареи. Несмотря на неимоверные трудности, наведен был кое-какой порядок в порту. В Се­вастополь стали собирать уцелевшие военные корабли, раз­бросанные по черноморским и азовским гаваням. Помню, каким событием был приход из Николаева двух канонер­ских лодок типа «Эльпидифор» и подводной лодки АГ-23 — одних из первых кораблей флота. Встречали их у Графской пристани. Играл оркестр. Множество знамен и приветст­венных транспарантов.

   Комиссар флота уделял массу времени созданию эле­ментарного порядка, налаживанию партийно-политической работы, тыла и многим другим делам, В марте — апреле 1921 года по указанию ЦК РКП (б) проходила «фильтрация» комиссарского состава флота. Де­ло в том, что в среду комиссаров просочились случайные, а подчас и чуждые элементы. Надо было тщательно проветрить каждого. Лудри возглавил это дело. Ему помогали работники политуправления, особого отдела. Немало случай­ных людей было изгнано с флота, Лудри подолгу беседовал с каждым комиссаром, придирчиво выяснял его поли­тическую подготовку, культурный уровень. Проходил про­верку и я — комиссар технического управления порта. Не­смотря на наше близкое знакомство по «коммуне трех хо­лостяков», Лудри никакой скидки мне не сделал и уходил я от комиссара флота порядком вспотевший.

   При некоторой, казалось, замкнутости и сдержанности Лудри умел дружить с людьми, привязывался к ним. Креп­чайшая дружба связывала его с бывшим морским офице­ром Панцержанским. И никто этому не удивлялся. В 1919 году они вместе воевали на Онежской флотилии, проник­лись большой взаимной симпатией. В Севастополе они ра­ботали рука об руку, понимали друг друга с полуслова. Большевик, опытный политработник Лудри и беспартий­ный, блестящий морской специалист Панцержанский пре­красно дополняли друг друга. Но летом 1921 года им приш­лось расстаться: Лудри переводили на новый ответственный участок — на Каспий.

   Вот каким образом очутились все мы на борту старень­кого буксирного катера «Грезы».

...Под вечер ветер начал крепчать. На море заиграли бе­лые пенистые волны. Корпус катера заскрипел. Шторм яв­но набирал силу. Кое-кого начало укачивать. А Лудри и Душенов посмеиваются, рассказывают одну за другой за­нятные истории, пытаясь отвлечь внимание страдающих морской болезнью от неприятных ощущений.

Мы двигались черепашьим ходом. В течение трех суток шторм, то немного утихал к утру, то снова разыгрывался к вечеру. Часто, несмотря на то что машина давала «пол­ный вперед», катер словно застывал на месте: мешали вол­на и встречный ветер.

   На четвертые сутки наши мучения кончились: добра­лись до Новороссийска. Теперь надо было раздобыть вагон до Баку. Отношение, написанное Лудри на бланке с над­писью «комиссар Черноморского флота», произвело впечат­ление на начальника станции. Выделенный нам вагон при­цепили к пассажирскому поезду. До Ростова добрались бы­стро по тем временам — за двое суток. Зато от Ростова до Баку ехали суток восемь. Дров не было. Читатель удивит­ся, но топили паровоз раздобытой по дороге... тарапкой. И вот наконец Баку. Ночью приехали на Баилов — военный порт. Там нас не ждали. Наскоро отвели комнату с веран­дой. Мы вповалку легли на пол.

А с утра началась горячая работа. Первые дни ни у ко­го из прибывших не было времени подумать о бытовых ус­ловиях. Так и ночевали все вместе в своем первом бакин­ском однокомнатном пристанище. Потом Душепову с же­ной дали отдельную квартиру в реквизированном особняке. Там же, в соседней квартире, расположились Лудри и я. Ниже этажом жил с семьей Виктор Городинский, заведую­щий агитпропом политотдела флота (впоследствии извест­ный советский музыковед).

   Виктор был блестящим пианистом, а брат его — скри­пачом. Когда выдавался свободный вечер, мы шли к Душеновым. В их квартире был рояль, и Виктор устраивал импровизированные домашние концерты, с увлечением рас­сказывал о Бетховене, Листе, русских композиторах — сло­вом, устраивал для нас своеобразный «матросский универ­ситет музыкальной культуры». И самым ревностным слуша­телем был Лудри. Неожиданно выяснилось, что он очень музыкален от природы. В отличив от Душенова, тяготевше­го к народным песням и мелодиям, Лудри увлекался серь­езными классическими произведениями.

   Но случались такие музыкальные вечера очень редко, потому что работать в Баку пришлось с не меньшим напря­жением, чем в Севастополе.