В 1951 году И. В. Сталин наконец-то сменил гнев на милость: Н. Г. Кузнецову присваивается звание вице-адми­рала, а в июле 1951 года он назначается военно-морским министром.

   В 1953 году, вскоре после смерти Сталина, Николай Ге­расимович восстанавливается в звании адмирал флота, а после реорганизации Военного министерства и Министерст­ва Военно-Морского Флота в Министерство обороны СССР становится первым заместителем министра обороны — глав­нокомандующим Военно-Морскими Силами.

Казалось, невзгоды позади и наступил конец произволу. Н. Г. Кузнецов свой талант флотоводца, опыт и знания от­дает созданию современного флота, исходя из задач, стоя­щих перед Вооруженными Силами страны, и с учетом опыта минувшей войны, достижений научно-технической револю­ции, а также обучению и воспитанию военно-морских кадров.

Н. Г. Кузнецов рассчитывал на перемены к лучшему. Пытался исправить ошибки, допущенные в кораблестрое­нии. Наращивание боевого потенциала Военно-Морского Флота он видел прежде всего во внедрении качественно но­вых систем морских вооружений с реализацией в них пос­ледних достижений науки и техники: ракетного оружия, атомной энергетики, вычислительной техники, радиоэлект­роники и автоматики.

   Вопрос о разработке ракетного оружия для флота Н. Г. Кузнецов поднял еще в 1951 году. Ему довелось уви­деть первые плоды начала эры научно-технической револю­ции в Военно-Морском Флоте, у истоков которой он стоял: в 1954—1955 годах на крейсере «Нахимов» и в одной из ча­стей береговой обороны ВМФ были установлены первые опытные образцы ракетного оружия и произведены первые стрельбы с береговой установки; при нем произошла заклад­ка первой атомной подводной лодки — родоначальницы советского атомного флота. В 1955 году Н. Г. Кузнецов представил министру обороны Маршалу Советского Союза Г. К. Жукову и в ЦК КПСС доклад о необходимости ско­рейшей разработки для подводных лодок дальнобойных ра­кет и комплекса гироскопических приборов и вычислитель­ной техники для обеспечения их применения.

   Это были последние документы, подписанные Н. Г. Кузне­цовым, сыгравшие затем важную роль в определении даль­нейшего направления развития морских систем вооруже­ний...

   По основным, кардинальным проблемам строительства и жизни флота Н. Г. Кузнецов имел свою точку зрения, кото­рую неизменно отстаивал, невзирая на авторитеты, хотя это не всегда проходило для него безнаказанно, особенно после войны. Так было при Сталине. Случилось это и при Н. С. Хрущеве.

  Вопросы Военно-Морского Флота по-прежнему решались с трудом, откладывались. Министр обороны Маршал Совет­ского Союза Г. К. Жуков должной поддержки не оказывал.

   Хрущев был противником строительства надводных ко­раблей, особенно крупных. Однажды Николай Герасимович резко высказал свое мнение по поводу некомпетентности Хрущева в военно-морских вопросах. Эта резкость, несвой­ственная характеру Николая Герасимовича, не прошла ему даром.

   В мае 1955 года у Н. Г. Кузнецова, ставшего два месяца назад Адмиралом Флота Советского Союза, случился ин­фаркт, лечение которого требовало длительного времени.

   Как развивались события дальше, видно ил записок Н. Г. Кузнецова: «Доктора предписали ограниченную про­должительность работы. Обдумав и учтя все равно неклея-щиеся (без просвета) отношения с Жуковым, я обратился к нему с просьбой освободить меня с поста заместителя ми­нистра обороны и использовать на меньшей работе. Это бы­ло расценено как мое нежелание работать с Жуковым... Че­столюбием я никогда не страдал... готов был удовлетворить­ся более скромным участком работы. Важнее было то, что мои напряженные отношения с министром обороны неизмен­но сказывались бы па деле. Ответа я не получил. Мне было разрешено подобрать такого заместителя, который мог бы полноценно исполнять обязанности главкома в мое отсутст­вие. Я назвал фамилию С. Г. Горшкова, тогдашнего коман­дующего Черноморским флотом. С предложениями согласи­лись... Я имел все основания предполагать, что судьба моя уже решена».

По существу, так и случилось...

   Николай Герасимович из-за инфаркта уже полгода не исполнял обязанности главнокомандующего Военно-Мор­ским Флотом, когда в ночь на 29 октября 1955 года на ли­нейном корабле «Новороссийск» (бывший итальянский лин­кор «Чезаре», полученный по репарации), стоявшем в Се­вастопольской бухте на штатной бочке, под днищем кораб­ля произошел взрыв. Корабль затонул. Погибло много лю­дей. Комиссия, расследовавшая причины гибели корабля, истинной причины не установила, выдвинув ряд версий.

Вступив в командование Черноморским флотом после катастрофы, в декабре 1955 года, я внимательно изучил все имевшиеся на флоте материалы по этому вопросу: состоя­ние корабля и подготовку личного состава до катастрофы, место гибели корабля и его состояние после взрыва, а так­же организацию и ход траления Севастопольской бухты от неконтактных мин за предыдущие десять лет, установку штатных бочек для швартовки кораблей, охрану бухты и разведывательные документы. Пришел к заключению, что прав Н. Г. Кузнецов, записав в свою записную книжку в 1955 году: «До сих пор для меня остается загадкой, как могла остаться и отработать старая немецкая мина, взор­ваться обязательно ночью и взорваться в таком самом уяз­вимом месте корабля. Уж слишком это все невероятно».

Это также подтверждается данными контрольного трале­ния акватории бухты после войны — мин не обнаружили. Кроме того, кораблям было запрещено становиться на якорь в Севастопольской бухте и для каждого корабля были вы­ставлены штатные бочки. Линкор в то время стоял на штат­ной бочке. Следовательно, наиболее вероятной причиной была диверсия. Причем же здесь главком? Тем ее менее чуть ли не главным виновником гибели корабля стал он.