Военные новости
Полезные сайты
Карьера Суворова |
Автор: Administrator |
27.11.2008 04:37 |
В 1760 году Суворов участвовал в составе корпуса Чернышева в походе на Берлин, его взятии. Ничем не отличился, кроме разве одного милосердного поступка: казаки привели к нему после набега на прусскую столицу красивого мальчика — сына некоей вдовы. Суворов забрал его к себе, а после похода послал письмо его матери: «Любезнейшая маменька! Ваш маленький сынок у меня в безопасности. Если Вы захотите оставить его у меня, то он ни в чем не будет терпеть недостатка, и я буду заботиться о нем, как о собственном сыне. Если же желаете взять его к себе, то можете получить его здесь или напишите мне, куда его выслать». Мать-вдова, нашедшая, наконец, своего ребенка, благословляла имя спасителя В следующем году Александра Васильевича выпросил к себе в начальники штаба генерал Берг, командир корпуса легкой кавалерии. Фермор, очень хорошо относившийся к своему подчиненному, отпустил его скрепя сердце. Суворов же сохранил о нем на всю жизнь самые теплые чувства, благодарную память. «У меня было,— писал он позднее Потемкину,— два отца: Суворов и Фермор». Первое боевое дело Суворов имел под Бреславлем. Здесь корпус Берга прикрывал отступление русской армии. Подполковник возглавил небольшой отряд, который, с помощью только огня из орудий, разбил у деревни Райхенбах пруссаков, и они бежали с поля боя. Несколько позднее он командовал левым крылом корпуса Берга из двух тысяч человек в сражении около Лиг-ница. «Приближаясь к Швейдницу и окопу тамо прусского короля,— описывает он свои боевые дела,— атаковал в деревне прусскую заставу с малым числом казаков и за нею, на высоте, сильный прусский пикет, которым местом, по троекратном нападении, овладел и держал оное несколько часов, доколе от генерала Берха прислано было два полка казачьих, которые стоящих близ подошвы высоты прусских два полка гусарских, с подкреплением двух полков драгунских, сбили с места в лагерь. Отсюда весь прусской лагерь был вскрыт. И тут утверждена легкого корпуса (Берга.— Авт.) главная квартира, соединением форпостов вправо к российской, влево к австрийской армиям». Корпус Берга смело и успешно действовал, обеспечивая и отход русской армии, и ее связь с союзной австрийской армией. Схватки продолжались непрерывно. Дальнейший ход кампании 1761 года перебросил Суворова в более северные места — на берега реки Вар-ты. По ее левому берегу двигался прусский корпус генерала Платена, за ним выслали корпус Берга. Суворов с сотней казаков получил задание задержать переправу неприятеля и прекрасно с ним справился. За ночь, переправившись через реку Нетце, сделал быстрый, более чем сорокаверстный переход, напал на Ландсберг, разбил городские ворота, пленил семьдесят прусских гусаров, сжег половину моста, так что Платен вынужден был наводить понтоны, собирать лодки в окрестностях. Это сильно задержало пруссаков. «Когда генерал Платен пошел через Польшу к Кольбергу, легкий корпус (Берга.— Авт.) вскоре последовал за ним. Достигши оный, часто с ним сражался с фланков. И при Костянах напал на его лагерь сквозь лес, сзади, ночью, учинил знатный урон, принудил к маршу и разбил бы корпус, если б конные регулярные полки в свое время подоспели. Я был впереди при всем происшествии». Далее Суворов говорит о своих действиях: «Следуя против Ландсберга, взял я с собою слабый, в стое конях, Туроверова казачий полк, переплыл через Нетцу, и в той же ночи шесть миль от Дризена поспели к Ланд-сбергу противным берегом Варты. Немедля чрез ров вломились в городовые ворота, и передовыми казаками супренированы и пленены две прусские команды с их офицерами. Потом, с помощью обывателей, сожжен Ланд-сбергской большой мост. Прибывшее противное войско (корпус Платена.— Авт.) на другом берегу остановилось, но, за нескорым прибытием нашего легкого корпуса, переправилось потом на понтонах, держа свой путь к Кольбергу». В сентябре Суворов снова напал на Пруссаков. Смяв их аванпосты, он уничтожил более ста человек, взял в плен до семидесяти. Действовал смело и дерзко, быстро и умело. Берг, а также А. Б. Бутурлин, главнокомандующий той поры, очень хвалили его. «Суворов,— представлял его Бутурлин к награде в письме императрице,— себя перед прочими гораздо отличил». «Ваш сын,— писал он же отцу храброго офицера,— у всех командиров особливую приобрел любовь и похвалу». Действительно, о Суворове в армии рассказывали вещи невероятные. То он в пылу лихой атаки попал с конем в топкое болото, и ему помог выбраться подоспевший драгун. То с горсткой конников попал в окружение и, отбиваясь от наседавших пруссаков, прорвался через кольцо врагов, даже увел пленников. То ночью с двумя казаками и проводником попал в лесу под ливень. Заблудившись, всю ночь они плутали втроем (проводник сумел бежать), утром чуть было не наткнулись на прусские аванпосты, но все-таки вернулись к своим. По пути Суворов высмотрел позиции неприятеля, сосчитал его силы. Действия Суворова, исполнявшего разные боевые поручения Берга, были успешными, способствовали тому, чтобы Платен не смог помешать Румянцеву, который в это время осаждал Кольберг. «Отряжен я был от генерала Берха,— говорил Александр Васильевич,— с казачьими полками и несколькими гусарскими для подкрепления, встретился с противным корпусом под Фридебергом: оной, маршируя на высотах, отозвался против меня всею своею артиллериею, под которою я разбил его фланковые эскадроны; и забрано было в полон от оных знатное число». Суворов несколько раз громил кавалерию Платена, взял город Гольнау, захватил в плен два пехотных батальона, фуражиров. Дважды его ранило. Он сам об этих боях рассказывал: «Наш легкий корпус остановился под Старгардом. По некотором времени выступил оный к Регенвальду, в которой стороне было нападение на майора под Чарли, где я предводил часть легких войск; взят сей майор с его деташементом в полон... Но как г. Курбьер с сильным войском, при нашем обратном походе, спешил ударить в наш зад, где я обретался, принужден я был его передовые пять эскадронов с пушками брускировать с имеющимися у меня в виду меньше ста гусар и казаков, которыми, действительно, сии эскадроны опровержены были и оставили нам много пленных. Успех от того был, что Курбьер ретировался». Однажды, преследуя части принца Вюртембергского, он временно возглавил Тверской драгунский полк: «Под Новгартеном, предводя одну колонну легкого корпуса... с Тверским драгунским полком врубился в пехоту и сбил драгун. Урон прусской в убитых и пленных был велик, взята часть артиллерии. Подо мной разстреляна лошадь и другая ранена». Когда «знатная часть прусского войска» направлялась от Кольберга к Штеттину, Суворов снова начал жаркое дело: «...Близ Регенвальда в бою с прусским авангардом с четырьмя эскадронами конных гренадер атаковал пехоту на палашах... Весь сей сильный авангард., взят в плен, и его артиллерия досталась в наши руки. Впо следи я попал с ближним легким отрядом в разстоя-нии малой мили на прусских фуражиров, под самым их корпусом, где тако ж, сверх убитых, много взято в полон». Берг еще больше убедился в выдающихся способностях Суворова — его блестящие операции против частей принца Вюртембергского говорили сами за себя. Он, по мнению Румянцева, «хотя и числится на службе пехотной, но обладает сведениями и способностями чисто кавалерийскими». Тверским драгунским полком Суворов командовал с августа до ноября 1761 года, во время болезни начальника полка. Когда тот выздоровел, Александр Васильевич командовал, но тоже временно, Архангелогородским драгунским полком. В армии он стал уже известен, заслужил хорошую репутацию. Успел многое узнать и испытать за годы Семилетней войны, окончившейся с воцарением Петра III, экзальтированного поклонника прусского короля. Последний стоял к тому времени на краю гибели, но спасся с помощью нового императора России. С 26 августа 1762 года Суворов стал полковником, командиром сначала Астраханского, потом, с 6 апреля 1763 года, Суздальского пехотного полка. Оба полка несли караульную службу в Петербурге. Императрица Екатерина II сделала смотр суздальцам, осталась весьма довольна. Полк стоял то в столице, то в Новой Ладоге, где его командир страдал от местного климата, невской воды. Он сильно похудел; ему досаждали боли в голове и груди. Но болезням Суворов не поддавался, в постели не лежал, занимался делами — обучением солдат, маневрами и прочим. Он был убежден, что должен, совершив то, что ему положено судьбой, умереть на поле брани. Суворов в эти годы много размышлял над итогами Семилетней войны, своим в ней участием сначала в штабе с его «кабинетной стратегией», медлительностью, неповоротливостью, затем в поле, боевом деле с лихими налетами на неприятеля. Именно тогда свой знаменитый «натиск» он положил в основу боевой тактики, подготовки солдат и офицеров. Главное в военных действиях, считал Суворов,— смелость полководца, который, сообразуясь с обстановкой, может даже принять решение, невозможное теоретически («теория невозможного»), и смелость солдата, выполняющего решение полководца. Чтобы достичь единства военачальника и подчиненного, нужно при воспитании солдата иметь в виду прежде всего нравственное начало — его душу, сознание. Он сумел этого добиться со своими суздальцами, с которыми сроднился, стал им близок и понятен. Неудивительно, что в полку, а потом в войсках, которыми командовал Суворов, появлялись, укреплялись чувства товарищества, взаимопомощи, храбрость и стойкость. Солдатам были близки его установки на осознанное отношение к военному делу: «Каждый воин должен понимать свой маневр», «Солдат любит учение, лишь бы коротко да с толком». Неотразимо действовали на них его слова о гордости солдата, русского человека: «Братцы! Вы — богатыри! Неприятель от вас дрожит! Вы — русские!» Дисциплина, которую он строго требовал и соблюдал, основывалась не на «палочных» методах, а на совести, воле, разуме. За серьезные дисциплинарные прегрешения, грабежи допускал и «палочки»; за дезертирство, «отлет», мародерство— прогонял сквозь строй. Но никогда не был сторонником ненужной жестокости. Допускал даже возражения низших чинов высшим, но «чтобы оно делалось пристойно, наедине, а не в многолюдстве, иначе будет буйством». Внушал солдатам необходимость чистоты и умеренности, следил, чтобы у них были по возможности хорошие помещения, одежда, пища. Лечить больных предпочитал в полковых лазаретах («полковыми средствами»), а не в больницах—«богадельнях». Считал, что солдату важно постоянно трудиться: «Труд здоровее покоя». Постоянно заботился о том, чтобы солдатам вовремя подвезли артельные котлы с едой, поставили палатки для отдыха; строго следил за интендантами. Все, что должны были делать и делали его солдаты, делал и он сам: «Учить показом, а не рассказом». Непритязательный в одежде и еде, Суворов даже как-то сурово относился к себе: спал на соломе, даже тогда, когда стояли в городе. Во всем вел себя, как солдат — возводил укрепления для батарей, наводил мосты. Эти методы обучения и воспитания Суворов развивал всю жизнь. Начинал же в Суздальском полку. В месте его квартирования он построил школу, в которой сам занимался с солдатскими и дворянскими детьми, церковь (составил молитвенник и катехизис), конюшни; разбил вместе с солдатами сад на песчаной, бесплодной земле. Огромное значение придавал он воспитанию у солдат честности и благонравия, послушания, но и честолюбия. Несколько лет спустя, вспоминая годы обучения суз-дальцев, он писал генералу Веймарну: «Немецкий, французский мужик знает церковь, знает веру, молитвы; у русского едва знает ли то его деревенский поп; то сих мужиков в солдатском платье учили у меня некиим молитвам. Тако догадывались и познавали они, что во всех делах Бог с ними, и устремлялись к честности». 22 сентября 1768 года Суворов стал бригадиром*. А уже в ноябре его полк получил приказ идти в Смоленск, из него — в военный поход: началась война с польско-литовскими конфедератами, или первая русско-польская война 1768—1772 годов. |